В рубрике Гoвoрят, чтo в знaмeнитoй турeцкoй бaнe, xaмaмe, мoют нe тoлькo тeлo. В ee влaжныx пaрax прoxoдят oбряд дуxoвнoгo прeoбрaжeния
Чeрeз нeбoльшиe oкнa в гигaнтскoм купoлe Гaлaтaсaрaя, жeнскoгo xaмaмa в Стaмбулe, пaдaeт навороченный сoлнeчный свeт. Сaбиxa, кoтoрaя мнoгo лeт рaбoтaeт здeсь, сaдится рядoм сo мнoй нa «пупок», рaспoлoжeннoe прямo пoд купoлoм мрaмoрнoe вoзвышeниe, и нaчинaeт рaсскaз: «Мoя пoкoйнaя мaть зaстaлa зoлoтыe врeмeнa xaмaмa, пoлвeкa нaзaд oнa мылa бoльшиx и сильныx турeцкиx жeнщин. A сeйчaс к нaм чaщe xoдят туристки». Пятидeсятидвуxлeтняя Сaбиxa — пoтoмствeннaя «нaтир», бaнщицa в xaмaмe, в этом месте и появилась на мерцание. Схватки начались у матери, порой та массировала влажные тела. Ее отвели в отдельное постановка, «согуклюк», там симпатия и родила.
Сегодня семо приходят все реже. И сие поражает Сабиху: «Однако не мыться в хамаме — весь равно что на волос) не мыться». Возлюбленная поворачивается к Гюльзен своей постоянной посетительнице, с которой они ради пятнадцать лет стали подругами: «Кажется я говорю, дорогая?». «Моего муж установил в нашей квартире «бассейн», — охотно вступает в болтание Гюльзен. — Же если я не моюсь в хамаме, ведь все равно чувствую себя грязной». Они с удовольствием предаются воспоминаниям: «Сначала хамамы для женщин и мужчин то и знай размещались в одном здании, и только лишь по цвету полотенец, развешанных в «джамекяне» — раздевалке, впору было узнать, кто такой сейчас моется». Сначала посетительницы хамама надевали серебряные купальные туфли. У Сабихи и Гюльзен лакомиться очень красивые чувяки из Сирии. Всего только сегодня они ранее с трудом налезают получи распухшие ноги…
Фасаду хамамов никак не придавали особого значения, же внутреннее убранство ли) не всегда было помпезным. В полумраке посреди помпезных колонн хамама имперское османское прежнее кажется почти настоящим, а промежуток времени словно попало в несмываемый плен тишины, покоя и самосозерцания.
Инициация посещения складывался сверху протяжении веков. Изо «джамекяна», раздевалки, украшенной витражами, женское сословие переходят в средний дурбар. В «согуклюке» есть вместилище с фонтаном, обычно по (по грибы) стеклянной перегородкой. С того места, закутавшись в купальные простыни, бабье сословие отправляются в «харарет» — парилки, самую теплую осколки бани, где и располагается «алатырь». Там их ждет массирование и мытье.
«Кто входит в хамам, потеет», — гласит поговорка. Потела и я, а потом, примостившись возьми «пуп», попросила Сабиху помассировать меня («раскрошить грязь», как после этого говорят) с помощью беспалой варежки из жесткой материи.
Меня растирают, и я чувствую себя ящерицей, меняющей кожу… А Сабиха в сие время рассказывает, чего только привыкшие к хамаму турчанки могут, ни разу маловыгодный вскрикнув, вынести время массажа. Все домашние знания о мире Сабиха получила не иначе здесь, в хамаме. Окр постоянных клиенток, таких (языко Гюльзен и другие еще немолодые женщины, возлюбленная моет и потаскушек с стамбульского района Бейоглу и говорит, аюшки? при этом ей почасту хочется плакать. «(представка по-): п, — вздыхает Сабиха, шабаш их тело, ото ключиц до самых пяток, — сие один сплошной кровоподтек. — Многие приходят сознательно ко мне; прошел слух, что мои грабки приносят исцеление».
По (по грибы) эти годы возлюбленная окружила хамам целым всем миром преданий. Сейчас возлюбленная увлеченно пересказывает ми поверье, будто хамам излечивает с бесплодия, и вспоминает о старинном обычае мыть незамужних девушек в бассейне, дабы те скорее вышли замуж. В (видах этого нужно было маловыгодный только совершить ритуальное обряд, «абдест», но покамест зажечь свечу и буркнуть молитву. А самая удивительная оказия Сабихи о дочери султана Сулеймана — Михриме. Согласно преданию у нее была только (лишь) одна грудь, и чего) девушка всегда мылась в одиночестве. В хамаме, построенном всего-навсего для нее, была секретная «персиковая купаленка». Михрима ходила тама до самой смерти. И по сию пору женщины Стамбула верили, по какой причине у того, кто помоется в этой купальне, ретивое непременно похорошеет.
В нескольких словах Сабиха подытоживает нечужой почти полувековой практика: «Главное — никогда безграмотный снимать купальной простыни! Твоя милость спрашиваешь, как а тогда мыться? В какие-нибудь полгода та, кто умеет сие, может мыться в хамаме». Многие мужской пол, говорит она, желательно взобрались бы возьми купол женского хамама, воеже подглядывать через окна. (Я непременно поднимаю лицо к куполу. Так в его окна смотрит не более небо.) И женщина, которая знает об этом, тихо заворачивается в простыню.
Я сажусь получи и распишись край мраморного бассейна и намыливаю свою «новую кожу». «Идеже вернешься домой, ванночка покажется тебе тесной», — в Водан голос уверяют Сабиха и Гюльзен и приглашают пожаловать в хамам снова… Что же же особенного в тех женщинах, которые неутомимо посещают турецкую баню? Внутри голосов под гулким куполом и скользящих лучей света моя душа превращается в марево. Ни один сияние того мира, идеже я испачкалась, больше малограмотный тревожит меня. Все-таки хамам для простых людей — сиречь уединенная пещера, в которой скрывается с мирской суеты накшбенди. И в этом царстве воды и платье может совершиться в таком случае, что философы называют «возвращением к самому себя».